Муж ударил меня по копчику

Уважаемые,подскажите. Муж ударил часть тела, которая находится в районе копчика (сел не удачно). Болит.Говорю,что необходимо обратиться к врачу, сделать снимок. Но!,бесполезно. Поэтому посоветуйте мазилку,которая бы снимала боль, оказывала рассасывающее действие. Нашла Троксерутин, можно мазать?

Продолжить тему

Бывшая супруга епископа Енисейского и Лесосибирского Игнатия (в миру Федор Голинченко) обвиняет его в насилии и избиениях. Ксения Голинченко пытается добиться лишения бывшего мужа сана. Священник и Красноярская епархия обвинения отвергают.

Супруги развелись в 2015 году, но историю своих брака и развода Ксения решила предать огласке совсем недавно, когда стало известно, что её бывшего мужа собираются рукоположить в епископы. Хиротония состоялась 1 сентября, а ещё в июле Ксения опубликовала петицию, адресованную, в том числе, патриарху Русской православной церкви Кириллу. В ней, в частности, говорится: “…Чаще всего он просто швырял меня по квартире из комнаты в комнату. Мои ноги были в ссадинах и синяках. Когда он бил руками – то выбирал места, где синяков не видно (не лицо, а голова, например. По лицу только пощечинами). К слову, мой вес никогда не превышал 40 кг, а бывший муж весил 92 кг”.

О подробностях этой истории Ксения Голинченко рассказала корреспонденту сайта Сибирь.Реалии.

– Ксения, поясните, чего вы все-таки хотите сейчас добиться, обращаясь к патриарху, рассказывая историю ваших отношений с бывшим мужем?

– Справедливого рассмотрения этого факта и соответствующих выводов по поводу хиротонии. Справедливостью в моём представлении будет лишение сана.

– Как получилось, что вы вышли замуж за человека, которого сейчас обвиняете в жестокости и физическом насилии? До свадьбы никаких признаков подобного отношения не замечали?

– Мы познакомились, когда я ещё училась в 11-м классе, и встречались три с половиной года. Отношения были нормальные, вполне хорошие. Потому что, если бы всё изначально было плохо, отношений бы просто не было. Познакомились случайно, в электричке вместе ехали. И обменялись телефонными номерами. Мы тогда оба жили в Краснодарском крае. Он учился в Краснодарской семинарии, из которой его позже отчислили, и он перевелся в Московскую.

– Вас не удивило, что с вами знакомится человек, который учится в семинарии?

– Я об этом не сразу узнала, значительно позже. Какой-то период, видимо, он меня подготавливал к этой информации. Но я сама была из суперверующей семьи, я посещала церковь, была прихожанкой.

– А из-за чего Федора отчислили из семинарии?

– Я до конца эту историю не знаю, но там был какой-то конфликт, и дело дошло до начальства, его и еще нескольких парней оттуда со скандалом отчислили. Не знаю, драка, не драка, кто-то кого-то “слил”, и начальство это решило таким образом. Это было в конце 2007 года. Какой-то период потребовался, чтобы перевестись в Московскую семинарию, он оставался в Краснодарском крае, жил у родителей и где-то подрабатывал. Мы общались и виделись. Потом он уехал учиться в Москву, а я переехала в Ростов, мы стали общаться уже больше по телефону, онлайн.

– Вас не смущали отношения на расстоянии?

– На тот момент, в принципе, ни его, ни меня это не смущало, потому что вроде бы не так плохо всё было, если исключать мелкие ссоры. Мои родители к нему положительно отнеслись сразу, для меня на тот момент было важно их мнение. Раз в полгода он и я приезжали домой на каникулы. Затем мы решили, что можно уже переводиться ему на заочную форму, рукополагаться и так далее. И тогда уже встал вопрос о свадьбе, в сентябре 2011-го мы поженились. Первое время жили у его родителей, в станице Горловская, это под Краснодаром. Он подрабатывал – келейничал у митрополита, который сейчас служит в Красноярске, у Пантелеймона, на тот момент он служил в Майкопе.

– До свадьбы вы обсуждали, как будет строиться ваша жизнь с учетом того, что он человек духовного звания? Как правило, на супругу представителя духовенства тоже налагаются некие обязательства.

– Да, конечно, практически весь период наших отношений мы что-то такое обсуждали. Но по факту всё было очень далеко от этих дискуссий. В плане общения он меня особо как-то не ограничивал. Бывало, высказывал что-то о макияже и внешнем виде. Например, его напрягало, что я выбираю молодежный стиль одежды, он хотел бы, чтобы я носила классическую одежду. Его не смущало мое образование, вполне себе светское. Он говорил, что все вопросы решаемы. Но постепенно всё стало меняться не в лучшую сторону, начались какие-то ссоры. До переезда в Красноярск он мне вообще ничего против моего трудоустройства не говорил. Но когда мы переехали, и только я устроилась на работу, у нас случился скандал, прямо вот мощный, на эту тему. Мужа не устроило, что я не успеваю делать бытовые домашние дела, в связи с загруженностью на работе. Он сказал: “Увольняйся на хрен!” Это цитата.

– Когда началось насилие?

– Иногда он пытался вести себя авторитарно по отношению ко мне. Например, категорически запрещал мне поднимать семейные вопросы в присутствии его родителей. И из-за этого он вполне мог на меня накричать. Буквально за день до свадьбы мы сильно поссорились из-за того, что я подняла семейный вопрос в присутствии его отца. Федор меня буквально утащил за руку в нашу комнату, закрыл дверь ключом и стал мне говорить громким полушепотом, чтобы отец не слышал: “Ты что, больная? Ты что отца втягиваешь?” Дошло до того, что он замахнулся на меня табуреткой. Но уже через час слезно просил прощения, сказал, что такого никогда больше не повторится. И я поверила, к сожалению. Я сталкивалась в собственной семье с физическим насилием, то есть меня воспитывали довольно жесткими методами. Поэтому, наверное, меня сильно это не шокировало. К тому же совсем не хотелось скандала накануне свадьбы. Потом всё стало происходить по нарастающей: сначала он просто повышал на меня голос, дальше пустил в ход руки.

– Когда он вас первый раз ударил и какой был повод?

– Я помню, что он ударил меня по лицу, дал пощечину. Это была какая-то абсолютно мелкая ссора. Это было где-то через полгода после свадьбы в Красноярске, он уже рукоположился.

– После первой пощечины вы попытались дать ему понять, что для вас это неприемлемо?

– Думаю, нет. Потому что я просто стала его больше бояться. Любая моя попытка обозначить границы приводила к ещё большему конфликту. Это стало периодически повторяться, сначала реже, потом чаще. Он меня просто мог швырять по квартире. Ему не нравилось, что я ему отвечаю. Он брал меня за руку, дергал, буквально бросал на пол, мог в другую комнату швырнуть. Если я начинала плакать, то его это раздражало еще больше.

– А то, что вы пожалуетесь его руководству, поднимаете скандал, вы говорили?

– Нет, я боялась. Однажды я ему сказала вскользь, что “сниму” побои и буду поднимать этот вопрос с его родителями, и он меня опять ударил и сказал: “Только попробуй! Я тебя убью!”

– Почему вы не выполнили свою угрозу?

– Я боялась, что эта информация дойдет до него, в Красноярске у него довольно много знакомых.

– А почему не уехали?

– Все финансы были у него, абсолютно все деньги, даже которые нам подарили на свадьбу, в том числе мои родственники. Даже если я шла куда-то в магазин, мне нужно было отчитаться: зачем я иду, что я покупаю, что из этого я буду готовить и так далее. Это был полный экономический контроль. Деньги он дома не оставлял. Если я, допустим, не сказала с утра, что нужно оставить какую-то сумму на продукты, то он их и не оставит.

– А попросить деньги у родителей, подруг?

– Я никому не говорила об этом, опять-таки наученная им, чтобы я об этой ситуации никому не рассказывала. Уже в самом конце отношений, буквально за полтора месяца до развода, я рассказала его сестре и своему близкому другу. У меня сейчас ко мне той, которой я была, тоже возникает много вопросов, почему я такие вещи прощала и терпела. Сейчас я мыслю иначе и вижу вещи по-другому, а тогда я была просто зашуганной девочкой, родители постарались тоже, чтобы я стала очень удобным человеком для таких, как Федор.

– Вы делали фото синяков?

– Какие-то фотографии у меня были в телефоне, но он его отобрал. Многие спрашивают: “Почему ты столько лет молчала, а сейчас решила это поднять?” Люди просто не понимают одного: человек даже после развода мне угрожал. Он прекрасно знает, где живут мои родители, знает, где живут мои бабушка с дедушкой, он может достать мои контакты в секунду, найти меня.

– Как вы развелись?

– Мы приехали к родителям в отпуск, последний раз вместе, на Новый год, и он сказал: “Так и так, мы разводимся”. И сказал причину, мол, “я поднял на нее руку”. Как будто это было однократно! Родители были в шоке, потому что никогда мы при них не ссорились. Мой отец и бабушка с дедушкой сказали, что обратятся к митрополиту. В итоге Федор мне пригрозил: “Если твои родственники что-то такое сделают, то жить тебе будет очень плохо”. Естественно, я отговорила их от этой идеи. Сама я никуда писать не стала, потому что он мне угрожал. Сейчас человек занимает высокий сан, вряд ли он сорвется, приедет и будет меня преследовать. Вряд ли в данный момент он бесконтрольно что-то сможет сделать.

– Кто из вас подал на развод?

– Он. Я просто уехала от него в 2015 году. У меня появились деньги, которые мне подарил отец, и закончились моральные и физические силы. Последней каплей стало то, что он меня избил ногами. Я поняла, что либо я сбегу, либо со мной что-то произойдет. Это была какая-то совершенно бытовая ссора. Он просто меня толкнул и два раза ударил в область спины и талии ногами.

– Сам Федор утверждает, что все ваши обвинения неправдивы, на сайте Красноярской епархии размещено его официальное заявление на эту тему, и вы расстались из-за выкидыша, неудачной беременности. Якобы после этого произошло охлаждение отношений.

– Беременность и выкидыш были в 2012 году, а развелись мы в 2015-м. Это абсолютная неправда. Выкидыш случился тоже по его вине, непреднамеренно или умышленно, не знаю. Он пришел домой сильно пьяный, от друзей, я никогда его за такие вещи не упрекала, это было редко. Он буквально не стоял на ногах, я хотела помочь ему разуться, наклонилась, и в этот момент он меня сильно толкнул в плечо, я упала на копчик. А через пару дней случился выкидыш на сроке 6 недель.

– По вашим ощущениям, он был сильно расстроен?

– По моим ощущениям, и факт беременности не очень его порадовал, потому что он не планировал детей, в принципе, и все методы контрацепции использовались, но что-то подвело. И когда я ему сказала, он ходил довольно подгруженный. После выкидыша он беспокоился о состоянии моего здоровья, надо отдать ему должное. Он ездил в больницу, еду мне возил, но сама эта ситуация его особо не волновала, потому что он же не ощутил это на себе. Мне его реакция была непонятна.

– Вам пришлось столкнуться с какой-то реакцией на вашу ситуацию других представителей церкви?

– Я знаю среди духовенства и очень хороших людей, и неожиданно для себя очень много поддержки получила, в том числе от его сокурсников, они много мне писали, поддерживали. Некоторые писали, что знали об этой ситуации, не знаю откуда, некоторые писали, что догадывались.

– В целом, как-то изменилось ваше отношение к церкви и ее представителям из-за того, что случилось в вашей личной жизни ?

– Эти люди точно делятся на два типа – на искренне верующих и на желающих просто легко заработать деньги. К сожалению, я была лучшего мнения о священстве, обо всей этой кухне в целом. И я убедилась собственными глазами, что коррупция в церкви есть, и этим путем все решается, к сожалению. Вот даже купленный сан, мне сообщали, что он его купил, и это, дескать, ни для кого не секрет. Я не могу открывать всех источников, из которых мне поступает информация, чтобы не подставлять людей в епархии. Но такая информация была.

В период, когда я жила с мужем, я слышала обрывок разговора мужа с кем-то телефону, что определенный человек недостаточную сумму заплатил митрополиту, и из-за этого его не назначили на хорошее место.

Даже облачение (высокопоставленных чинов РПЦ. – СР) стоит как приличная иномарка. Соответственно, у них откуда-то есть деньги на это все. У рядовых священников без какой-то личной симпатии высокопоставленного начальства нет таких возможностей. Личные симпатии митрополита – денежные поощрения, премии, подарки. На самом деле доход зависит много от чего: и приход, и люди, и спонсоры, которые просто дают деньги, благодетели, готовые пожертвовать деньги церкви. Я считаю, что у рядовых священников предметы роскоши могут появиться либо из подарков таких благодетелей, либо это хорошие отношения с руководством.

– У вашего супруга как было?

– Пока мы жили вместе, у нас особо ничего не было. Но ни для кого не секрет, что митрополит все-таки забрал его на хорошее место в Красноярск. Но каких-то предметов роскоши мы не имели, своей квартиры у нас не было. Машины тоже.

– Как вы думаете, вашего мужа это смущало? Он к этому стремился?

– Рискну сказать, да, такое было. Иногда откровенно говорил прямо. Этот человек любит деньги. Скажу больше: у меня есть подозрения, что моей беременности он был не рад именно потому, что уже пожалел о женитьбе. Хотел получить более прибыльную должность. Ведь стать епископом может только неженатый священник. А если бы у нас родился ребенок, ему пришлось в любом случае остаться в семье, он сам придерживался таких взглядов. И рукоприкладство я вижу как некоторую провокацию, потому что, если бы он от меня ушел, его бы лишили сана, а если уходит жена, то все косяки на ней.

– Но вы же говорите, что на развод подал он.

– Тут имеет значение, что я уехала от него.

– Может быть, вами движет сейчас просто обида? И именно то, что муж ваш подал на развод и побудило вас только теперь заговорить о насилии?

– Тут всё обидно. Моя жизнь в какой-то степени поломана этим человеком. Я просто искренне и честно выполняла то, что должна была выполнять хорошая жена, я никогда не давала повода со мной так обращаться. Никаких серьезных прецедентов в виде измен или чего-либо не было в нашей семье ни с его, ни с моей стороны. Ну, теперь с его стороны я не могу это гарантировать, потому что, похоже, что я многого не знаю.

– Как вы думаете, почему вашего бывшего супруга произвели в епископы, несмотря на публикации в СМИ, в которых вы его обвинили в насилии? И получили ли вы реакцию какую-то от РПЦ после всех ваших обращений и петиций?

– Нет, со мной абсолютно никто не связывался ни из епархии, ни тем более из патриархии. Все мои письма и петиции просто были проигнорированы. С одной стороны, если объективно, то они имеют право, наверное, так отреагировать, потому что, действительно, у меня нет физических доказательств. А с другой стороны, если опираться на канонические законы церкви, то они все-таки обязаны были как-то проверить этот факт, хотя бы как-то связаться со мной, даже спросить у меня какие-то документы, доказательства, но никто ничего не спрашивал. Скорее всего, потому же, почему покрываются все остальные преступления, совершенные священниками, – просто такая корпоративная этика.

Я понимаю, что вряд ли кто-то со мной свяжется, я понимаю, что вряд ли вообще кто-то из священноначалия обратит на это внимание, потому что у них свои планы на этот счет, но со стороны церкви это очень нечестно. Они сами отворачивают людей, причем таких, как я, которые много лет были в храме, и этот случай меня реально отвернул. Я осталась верующей, но точно не в РПЦ, – говоритКсения Голинченко.

Эту историю редакция Сибирь.Реалии попросила прокомментировать доцента Учебно-научного центра изучения религий РГГУ Петра Чистякова.

– Обвинения в адрес епископа Енисейского и Лесосибирского Игнатия (Голинченко), выдвин?